Съезд деревенских дураков (письмо, полученное извне) - Мария Галина ПРО НИХ - Протофашист Борис Акунин - Хороший знак - Новый стиль консервативного авангада - О популярности Булгакова - Сакральная фантастика - Страшная тайна толкинистов - Из всех искусств для нас важнейшим является "внутреннее кино" - Кающийся интеллигент Лев Пирогов - "Воздух Воздух" - Похождения русофоба Невзорова - Я водяной, я во...
Начнем с дел наших скорбных и к нам вроде бы близких. В феврале был "конвент" фантастов "Роскон", про который некоторые, включая официальную прессу, уже написали подробные отчеты. Мне лично особенно запомнились глубоко утробные и страстные записки некоего Константина Бояндина, который, видимо, прилетел из Америки, и в основном страдал от ужасной российской пищи, посему наполнил свои замечания о "Росконе" сетованиями на наших аборигенов, которые "умеют наедаться шоколадными батончиками и лапшой". А он "не умеет"! О, горе... Несчастный! А мы, гады, "умеем"! Козлы мы вонючие! О! о! о!
Но это, конечно, лишь милая патология. Зато извне я получил письмецо "как бы" про "Роскон", которое меня дюже посмешило, и я решил поместить его тут без всяких изменений (его автора я приглашаю на страницы "РУ" в качестве постоянного участника). Вот оно, без каких-либо изменений, я только удалил вводно-объясняющую часть и устранил десяток опечаток:
"Необходимое предупреждение. Читать обязательно!
У тех, у кого хватит сил одолеть мой дальнейший бред, может создаться впечатление, что автор не одобряет саму идею «конгрессов научных фантастов и их комплектующих». А также что перед читателями очередной пасквиль на не так давно закончившийся «Роскон - 2001». Так вот: это - не так!
Во-первых, «Роскон», не только по моим наблюдениям, но и по свидетельству независимых экспертов, был на редкость хорошо организован и прошел (опять же) на редкость тихо. Уподобляться разным абстинентам и утопистам, вроде г-на Шведова, надеявшегося, что будет «пир духа», не увидевшего оной, а после начавшего писать «жалобы турка» в Интернете, я не собираюсь. (И вообще, трезвенников в будущей России мы будем в масле варить).
Я прекрасно понимаю, что главная цель приехавших на конгресс, как и было отмечено во время открытия «Роскона»: «Бухать и брататься». И более того - я эту цель одобряю. Конвенты должны проводиться, хотя бы для того, чтобы фантастическая общественность не уподобилась «майн-стриму» и продолжала жить мирно.
Моя статья - это просто коллекция наиболее характерных черт любого конвента. Заметки этнографа, так сказать. Поэтому я и не использую конкретных имена, фамилий, дат. Короче - весь этот текст является литературным вымыслом. Всякое совпадение с реальностью является ненамеренным. Автор не несет за совпадения никакой ответственности!.
А вот что я хотел сказать «во-вторых» я уже забыл... Ну и хрен с ним.
Р.А.
Роман Апокриф
СЪЕЗД ДЕРЕВЕНСКИХ ДУРАКОВ.
В фильме Вуди Аллена "Любовь и смерть", целиком посвященному глумлению над нашей классической литературой, среди «персонажей второго плана» имеется деревенский дурак. Где-то в середине фильма он отправляется на съезд своих собратьев по уровню интеллекта. Так вот, на здании, где этот съезд проходил, был вывешен транспарант "welcome, idiots". Очень часто мне кажется, что такой вывески не хватает на зданиях, где проходят конвенты отечественной фантастики.
Говоря о российских сборищах «творцов альтернативных реальностей» легче всего сбиться на невнятные вопли и скрежет зубовный. Большинство критиков этого явления так и поступает. Я, однако, не критиковать сюда пришел, а просто повеселить дорогих сограждан. Поэтому, уподобившись знаменитому отечественному критику Сергею Передрынову, рассказ начну с наукообразной классификации и почти научного подхода.
Публику, посещающую российские НФ-конвенты, легко можно разделить на несколько основных групп.
1. «Великие Фантасты Земли Русской» (далее - ВФЗР). Особых комментариев группа не требует - это наши заслуженные писатели-алкоголики, иногда в компании «зарубежных производителей» НФ. К ним примыкают и весьма немногочисленные ВКЗРы. (Это не «Великие Козлы Земли Русской», как все подумали, а всего-навсего критики).
2. Провинциальные НФ-писатели, еще (или уже) не сумевшие «раскрутиться» и перейти в «первую лигу».
3. «Фэндом». Странные персонажи, не пишущие и не критикующие НФ, но читающие ее с фанатическим и фантастическим остервенением. Люди, воплощающие худшие черты такого явления как «литература, подменившая собой религию». Наиболее массовая группа. Годами ездят на «конвенты» и молятся на своих кумиров.
4. «Ролевики». Участники так называемых «ролевых игр». Это те, кто должен был родиться в параллельном мире, среди туманов Авалона, но по странному капризу Всегалактического генератора случайных чисел, воплотился в наших мегаполисах. Вот теперь они страдают по утраченной родине, куют себе доспехи, участвуют в «Хоббитских игрищах». И тоже ездят на конвенты.
5. Журналисты и представители издательств, попавшие на конвент «по служебной надобности».
6. Члены организационного комитета и те несчастные, кого «оргкомитетчики» вынудили сделать доклады на семинарах, запланированных в течение конвента. (Об оргкомитетчиках я еще спою отдельный «саген-зонг», а вот с докладчиками особая история. Чтобы не распыляться, изложу ее сразу. Собственно, среди докладчиков могут оказаться представители всех вышеперечисленных «разновидностей конвент-мира». Они либо не выдержали шантажа со стороны организаторов, либо понадеялись на скидку, полагающуюся тем, кто твердо обязался поизображать из себя «коверного». Судьба к ним беспощадна. Доклад в обязательном порядке будет не понят, обруган, «дискуссия» превратятся во всеобщий вопль и крик, а после в Интернете недорезанные эстеты заявят, что им «пришлось выслушать некое подобие политинформации»).
Но хватит формализма. Прежде чем заняться столь же «научным» рассмотрением «типового поведения типичных представителей каждой группы», упомянем о центральном событии любого конвента.
Это вручение «литературных премий», «раздача слонов и материализация духов». Фантастика, к сожалению, не пресловутый «майн-стрим», с его ядовитыми струями и плывущим по ним раздувшимися трупами самоотравленных критиков. (Ну нельзя прочитать больше двух с половиной произведений современной «толстой литературы» и не гикнуться с горя). «Хрюкеры-антиХрюкеры» фантастам не светят, поэтому приходится вручать друг другу малохудожественные предметы из малодрагоценных материалов и утешаться моральным превосходством над зажравшимися «майнстримщиками».
Номинация и присуждение «прызов» происходят по двум возможным схемам.
«Вариант один»: существует номинационная комиссия из самых известных и зубастых крокодилов, которая и решает - «кого считать самым крутым и самым многообещающим». «Комиссионеры» поддерживают «своих» и топят «неугодных». В результате «свой» может собрать впечатляющую коллекцию званий - от «ветерана Броуновского движения» до лауреата премии «Бронзовая метла» (вручается Генеральным Советом колдунов и ведьм России).
«Вариант два» - подготавливается список НФ-книг, за которых можно проголосовать. (В идеале - список вообще всех НФ-произведений за истекший год. Так было сделано, например, на «Росконе-2001»). В таком случае выбор выглядит более демократичным, но судьбу «номинантов» (какое все-таки слово противное!) фактически решает самая бредовая и неадекватная публика, из собравшихся на конвент - фэны.
Поэтому и судьба приза также предрешена - на кого из ныне действующих «каменных сычей» больше молятся - тот и победил. Если в полуистеричном «фэндоме» «фонтаст» Андрей Демьяненко, сочиняющий странные гибриды из Крапивина и Хайнлайна, считается «самым, самым, самым», то смело можете заключать пари с приятелями - он-то и победит на таком конвенте. Более-менее интересная борьба идет за второе-третье место, хотя и здесь, в конечном итоге, все решит та же самая фэновская банда.
* * *
Обязательным украшением любого конвента должен стать какой-нибудь «каган от фантастики». Например, пан Ксаверий Заглоба, автор цикла рОманов о «гетьманах Нуменора» и «воеводах Аквилона». Пан пребывает в состоянии перманентного алкогольного отравления, поэтому радует, что вместе с ним на конвент прибыл его переводчик с польского на русский -- пан Лонгин Подбипятка. Первое время переводчик блюдет «пана великого, знатного, первого в той стороне», но вскоре алкогольные эманации берут верх и над ним. В результате, когда дело доходит до награждения «заморского гостя» главным призом - самой большой и тяжелой «бранзулеткой», найти его не могут. После тщательных поисков с фэнами-ищейками на строгих поводках, пана Заглобу обнаруживают мирно почивающим в ближайшем сугробе. (Или в самых дальних и непроходимых кустах, если конвент проводится летом. Переводчика не находят нигде. Он обнаруживается сам, только к вечеру, и упорно отмалчивается, когда ему задают тупые вопросы «где он был?» и «что делал?»).
Однако пан Заглоба легко демонстрирует свой жесткий характер бытописателя сатанинских миров. Он похмеляется, позволяет завести себя на сцену и посадить в президиум. При вручении «бранзулетки» «великий писатель земли иностранной» даже не шатается и произносит почти внятную ответную речь: что-то вроде «дзенькую, панство, не позволям, за нашу и вашу фантастику!» Правда, фэнам свои книги он подписывает в любом состоянии - сказывается многолетняя практика. «За что ему - спасибо!»
Хуже с «отечественным производителем». ВФЗР пить начинает сразу, еще перед погрузкой в поезд или автобус. Поэтому и невменяем он уже в момент поселения. В дальнейшем же «пясатель» вообще не в состоянии передвигаться без бутылки "пива", к которой периодически прикладывается. Алкоголь оказывается топливом, позволяющим нашим «творцам миров» хоть какое-то время в течение светлого периода суток сохранять вертикальное положение.
В таком состоянии они случайно забредают на семинары, выслушивают очередную мысль смешавшегося от неожиданности выступающего и... После этого возможны два исхода. В лучшем случае писатель расслаблено улыбнется и уползает за новым пивом. В худшем - какое-нибудь слово докладчика цепляет подсознание «Вяликого», он немедленно обижается и начинает биться в судорогах. Раздаются вопли: «Все козлы! Долой! Все не так и не то!...» Потом припадок кончается, и «пысатель», все также блаженно улыбаясь, убирается, оставив потрясенного докладчика забившимся в самый дальний угол комнаты или залезшим на самый верх оконной шторы.
Кризис наступает, когда «отечественного производителя» наконец-то решают наградить. С неуклонностью и неумолимостью закона гравитации победивший автор теряется перед самым награждением. Опять «огрызуются поиски», и через час-два счастливого «номинанта» наконец находят. Опять же - в лучшем случае - мирно спящим на осколках от разбитого им унитаза. В худшем - стоящим по пояс в ближайшей проруби. Позеленевшие от бешенства и недопива члены оргкомитета, при помощи наиболее вменяемых фэнов, вытаскивают счастливого победителя из воды. Кто-то из членов оргкомитета временно жертвует ему запасные штаны и ботинки. (У самого «вяликого» таких вещей по определению быть не может).
После этого производится «торжественный внос тела». Поддерживаемый одним, а то и двумя членами оргкомитета, «номинант» наконец-то получает приз из рук самого уважаемого «НФ-гуру» в банде собравшихся. Невменяемый «победитель» говорит пару гадостей награждающим, типа «я вас знать не знаю, читать не читал, хотя и уважаю, наверно». После чего падает со сцены. Бурные аплодисменты. Все встают. (Вернее - встают те, кто еще в состоянии это сделать).
К концу конвента даже самые уважаемые и здоровые «ВФЗРы» не выдерживают такого образа жизни. Например, наблюдавшийся мной на одном из «съездов» писатель Игорь Чудов, известный горнолыжник и профессиональный стрелок из пневматического игольника, прибыл на шабаш в отличной форме, со здоровым румянцем во всю щеку, будучи в состоянии шутить и реагировать на шутки. (О чувстве юмора у нашей «фонтастической братии» - отдельной и сугубо мрачный разговор. Он еще как-нибудь будет. Позже и в другом месте). После чего г-н Чудов куда-то исчез. Видимо, ушел в персональный «параллельный мир», где текут реки портвейна и разливаются водочные моря. Вновь он появился только на закрытии съезда, когда особо отличившимся раздавали шутовские колпаки с позолоченными бубенцами. От веселого спортсмена и экс-террориста не осталось и следа. Перед собравшимися предстало несчастное сгорбленное существо, с грязными волосами, с опухшим и покрытым какими-то зарождающимися язвами лицом. Короче, ужас. Бродячая иллюстрация из учебника общей биологии -- «Кроманьонец, побывавший в лапах пещерного льва». Говорил Чудов с трудом и предпочитал отделываться фразами: «типа, эта, старик, ... нормально...» Так вот, к сведению собравшихся, это еще один из самых лучших и внушающих откровенный оптимизм примеров.
* * *
Наиболее ужасными представителями конвентиального мира выглядят провинциальные писатели третьего ряда. Они сумели каким-то чудом выпустить одну-две книги, считаются у себя в Жоподранске или Хренодырске "живыми классиками" и искренне обижаются, когда их не узнают в лицо. Правда, при этом они прекрасно понимают, что на конвенте им не грозит награждение даже "говенной медалью". Поэтому и действуют по старой доброй схеме -- "А я буду дерьмом, я в угол стану и вонять буду". Однако, жертвой убогих каждый раз становятся вовсе не великие, их не отметившие. (Великие предусмотрительно сидят по номерам, пьють коньяк и в сотый раз обмениваются фольклорными байками незабвенных 70-х).
Чаще всего г-да провинциалы нападают на опять же ни в чем не повинных докладчиков на семинарах. «Мухосранские гении» заявляются на семинар с обязательной бутылкой пива в руках (надо же подражать лучшим образцам в тусовке!), выставляют на всеобщее обозрение свои драные носки и начинают вонять. (В прямом и переносном смысле). И то им не так, и се им не сяк. И по поводу всего у них имеется "диагональное мнение". (Хотя это мнение собравшимся, мягко говоря, до ... Вот-вот, до того самого, о чем все и подумали).
Такой юрод способен на самые идиотские поступки. Например, может поймать в коридоре полупьяного Мефодия Хотькова, автора романа "Последний СПИДоносец" и приняться его поучать, объясняя «почему» и «как» тот исказил великий текст великого Муркока, вольным продолжением которого "СПИДоносец" должен был стать. Отличающийся редкостной незлобивостью Мефодий, вместо того, чтобы с ходу сломать челюсть такому «учителю», пытается объясниться: "Да ты, что мужик, ты что всерьез воспринял, что я написал? Это ж хохма, панк-прикол". Но наш озабоченный не унимается и под конец пытается навязать автору "СПИДоносца" разгромную рецензию, опубликованную им в волчедырском фэнзине "Фантастика анальная". Только после значительных усилий Мефодию удается отцепиться от назойливого клеща, и он удаляется на поиски холодного пива, до которого ему теперь не дойти. Наш же провинциальный гений впивается в очередную жертву -- мирно проползавшего мимо сетевого критика и начинает воспитывать уже его.
* * *
Ездить на идиотские балаганы, чтобы бухать с великими, подписывать у них книги и смотреть им в рот -- это занятие не для слабонервных и не для нормальных. А для очень крупно помешанных. Можно подумать, что у людей нет других мест, чтобы как следует бухнуть. (Видать -- нет). Причем многим из приезжающих на съезды деревенских дураков даже все равно - кому из "вяликих" поклониться, перед кем малявочке преклониться. Известный автор НФ-боевиков Вадим Соколов рассказывал мне историю о "всеобщем фэне". Это был молодой человек, который большую часть времени на конвентах проводил следующим образом -- бродя по коридору, он подстерегал каждого поддатого ВФЗРа, подходил к нему, читал имя на "бейджике" и после "делал восторженные глаза": "Ах, вы такой-то! А у я вас читал... (нужное название вписать). Как это гениально!" Размякший от пива и окончательно утративший чувство юмора фонтаст воспринимал все услышанное как должное и тут же заявлял в ответ: "Да это я, ВЕЛИКЫЙ. А еще я написал (утомительное перечисление идиотских текстов)". После чего глаза фэна становились просто квадратными и он с придыханием блеял: "И это я тоже читал". Расчувствовавшийся писатель трясущейся рукой ставил автограф в специальной записной книжечке фэна, а тот, пятясь и не спуская с кумира «восхищенных очей», удалялся за угол. Чтобы через пару минут подстеречь очередную жертву. Почему этот молодой человек избрал себе столь странное хобби (?), я лично понять не могу. Кто-нибудь, позовите докторов Фрейда и Юнга! Пусть разберутся!
И, как гласит всеобщее «мо» - «Фэндом - это такой сумасшедший дом. На букву «Фэ».
* * *
Вымирающим видом среди постоянных обитателей конвентов являются "ролевики". Вообще, возникновение этого странного времепровождения, для многих ставших главным занятием в жизни, мы все обязаны двум факторам -- малым числом тоталитарных сект в позднем СССР и ранней РФ, да плохой компьютеризированностью нашей "вяликой державы". Когда смотришь в замутненные зенки типичного ролевика, то понимаешь, что несчастный человек просто не нашел себе прибежища в славном мире сайентологии или мунизма. Времена были не те. Поэтому и пришлось ему заняться конструированием собственного царства абсурда, уйти в нелепое кустарничество. Вместо того, чтобы воспользоваться услугами профессионалов по порабощению сознания. Как во всех цивилизованных странах.
Другие же ролевики оказались в толпе толкиенутов, размахивающих деревянными мечами и картонными моргенштернами, только потому, что не имели возможности часами резаться в интернете в какую-нибудь РПГ в компании таких же дураков-игроманов.
Эволюция нашего общества все расставила по местам -- теперь полубезумцы с ходу пополняют ряды очередной (или внеочередной) «Церкви Йог-Сотота Всекарающего», а любители виртуального мочилова копят на модем и радостно подключается к всесветным приключениям в нашем убогом киберспейсе. Остались только последние из могикан, теперь уже сочиняющие и публикующие книги-сценарии. (Чтобы помочь играть тем несчастным, у которых воображение сдохло, не родившись, а денег на компьютер пока нет). Но, пожалуй, даже этот путь -- "дорога в никуда". Сеть становится все доступней, компутера тоже. Зачем собираться вместе и напрягаться, разыгрывая войну Нуменора против Неверуйона, если можно провести ее по сети?
И все же, несмотря на безумный блеск, то и дело вспыхивающий в глазах ролевиков, они выглядят наиболее приемлемой и милой публикой среди постоянных обитателей конвента.
* * *
К основным группам примыкают корреспонденты разнообразных газет, которых «нелегкая журналистская судьба» забросила на этот балаган, и представители издательств. Последних откровенно жалко. Если журналюги в состоянии просто напиваться, отключаться от реальности, а после писать благообразные мифы о случившихся безобразиях, то г-да «представители» откровенно страдают. Мало того, что они теряют кучу времени хрен знает на что, вместо того, чтобы продолжать мирно «подкапывать и красть». К ним еще и привязывается куча пьяных и бездарных дураков, норовящих навязать свои бессмысленные тексты. Плохо стоящим на ногах, синим от пьянства и недосыпа, издателям остается только вяло мычать и принимать дискеты с «сичинениями» графоманов. И при этом страстно сожалеть об отсутствии под рукой полностью снаряженного АК-47. Потому что примени они его - и любой суд с восторгом бы их оправдал.
* * *
Хуже всех, всегда и везде, приходится членам оргкомитета. Удержать в повиновении съехавщуюся банду, среди которых только половину составляют нормальные люди, а другую - пьяные бабуины - выше человеческих сил. (Опасаюсь, что выше божественных - тоже). В конце «трудового дня» «оргкомитетчики» не могут даже надраться до беспамятства, чтобы хоть на какое-то время отключиться от лицезрения пьяных харь собратьев-фантастов. Нет, приходится сохранять какое-то подобие трезвости. Потому что посреди ночи могут прибежать взволнованные служители дома отдыха и начать вопить что-то невразумительное. Даже не вслушиваясь в их несвязные вопли, оргкомитетчик уже понимает, что в очередной раз случилось страшное.
Матерясь на всех известных ему языках, он идет вынимать известного писателя Т. из унитаза, где он тщетно пытался изловить Лох-Несское чудовище. Справившись с буйствующим писателем и уже в который раз подписав «акт о нанесенном ущербе», организатор в сомнамбулическом состоянии бредет к себе и пытается заснуть. Сделать это крайне трудно, так как в коридоре пьяные фэны устроили пляски. Гремит музыка, ломается непрочная гостиничная мебель и уже намечается междоусобная война между сторонниками писателя В. и их противниками, фанатами писателя Л. Поэтому снова приходится вылезать из номера, тащиться этажом выше, будить еще пару членов оргкомитета (плечами поширше), выслушивать от них нелицеприятное мнение о собственной «парсуне», образе мыслей и предках, а потом идти давить уже вовсю бушующую фэновскую междоусобицу. В семь часов наконец наступает какое-то затишье, можно погрузиться в тяжелый обморочный сон, а в девять уже звонит проклятый будильник и надо опять вставать.
* * *
И все же, несмотря на ВСЁ вышеперечисленное, еще раз повторю -- конвенты надо благословлять. Потому что не будь их, наши писатели окончательно бы выродились в «творцов общественного идеала» и стали бы клепать рОманы, рассчитывая не на тупого и дремучего отечественного фэна, а на некоего «идеального читателя». Того, что способен понять все «извивы авторской мысли» и которого напрасно искал еще Диоген. Днём и с фонарем.
А критики НФ без конвентов просто превратились бы в еще одну банду господ литературоведов, балансирующих на грани между «академизмом» и «собачьим бешенством». (И периодически не удерживающих этого баланса). Теперь же они, памятуя о том, что с господами фантастами придется общаться на очередном пандемониуме, невольно смягчают все формулировки и отзывы в своих статьях. Да пошло все на фиг! Кому охота рисковать собственными зубами ради критического мнения об очередном проходном романе очередного ВФЗРа? Лучше не связываться ни с ним, ни с его мюридами из фэндома. Опять же хвалебная статья о "вяликом" может обеспечить какой-нибудь приз на конвенте. А доброе слово и кошке приятно. Бранзулеткой же можно кичиться, поставив ее на полку. (Хотя она и собирает лишнюю пыль).
Но вот наконец конвент и закончился. Все выгребаются из разоренной гостиницы, оргкомитет, продолжая материться, но уже скорее по привычке, чем от души, выкладывает кругленькую сумму за «бой и лом» и все расползаются по «постоянным местам обитания». Чтобы проспаться и отоспаться, прийти в себя, что-нибудь написать и через пару месяцев - на новый конвент. «Idiotes de tous les pays, unissez-vous!»
P.S. Специально для читателей, лишенных чувства юмора и стиля, сообщаем - автор статьи не имеет никакого отношения к известному критику Роману А., ставшему «притчей во языцах», склоняемому и спрягаемому на всех конвентах. Просто инициалы совпадают."
На этом первое письмо извне заканчивается. Лично мне нравится то, что оно претендует на абстрактность и общие научные выводы. Вот что такое наша литература!
Относительно же состояния российской критики хорошо высказалась критикесса из "ЛГ" Мария Галина - в тексте, написанном вроде бы специально для нас, хотя и в несколько унылом, почти альбигойском стиле. Вот он, текст:
"Один из самых шумных семинаров на недавнем Росконе прошел под скучным названием "Фантастоведение". Шел он часа два и от желающих высказаться отбою не было. Потому что речь зашла о писателях и критиках. И с академического, казалось бы, предмета дискуссия плавно перешла на очень наболевшие вопросы. В частности - сволочи критики, или все таки нет? Почему не замечают того, того и того? За что обидели этого, этого и этого? И вообще - зачем они нужны? То есть, вроде бы и нужны - но объективные... Беспристрастные... Ну, так покажите нам такого! Вон, сколько вас тут сидит!
Тяжела ты, участь критика. То есть, сначала, новичку, решившему немножко попахать на этой ниве, кажется, что не тяжела, а так, умеренно трудна -концепция, там, нужна, общие представления о литературном процессе, и, конечно, компьютер. И, худо-бедно, все это имеется. И компьютер есть, хоть и плохонький, и литературные пристрастия твои уже определены и идеология какая-никакая, но наработана, и пишешь ты почти без грамматических ошибок, а главное - точно знаешь, что хорошо, а что - плохо. И ничего не боишься - не того, что в морду засветят, нет - это даже к лучшему было бы: бьют, значит, если не любят, то, по крайней мере, замечают. Нет, главное, ты никого не боишься обидеть. Поскольку еще никого не знаешь.
Потом начинается естественный и закономерный процесс. Ты потихоньку врастаешь в среду. За текстами начинают появляться живые лица. Этот пишет плохо, но человек, вроде, неплохой. Этот пишет хорошо, но сейчас написал какую-то слабенькую вещь, ну, так лучше его поддержать, а то с ним нервный срыв случится, кризис, и дальше пойдет еще хуже. А так, глядишь, выправится. С этим ты просто пил на литсеминаре. Как пишет, еще неизвестно, поскольку книжка, вроде бы, только вот-вот должна выйти, но хороший мужик оказался. Этот - знакомый твоего знакомого... Ну и так далее.
Никакой прямой корысти, никакого вульгарного продажного обслуживания тут нет. Ты не продаешься. Упаси Боже. Но есть человеческий фактор. Постепенно становясь частью литературного процесса ты вступаешь в сложную систему взаимо- и противодействий. Обрастаешь связями. Любишь людей, которые тебе симпатичны. Не любишь врагов своих приятелей. И теряется прежний задор, когда человек с пером пер буром и резал правду-матку. Он становится бережен и нежен. Он боится обидеть. Это ж теперь твой круг общения, твои знакомые, а порою даже и друзья. Критик же не аутист - уже в силу своей профессии, ориентированной во внешний мир. Он заинтересован в том, чтобы среда, которая уже стала его средой, была комфортна. А не оборачивалась бы обиженными взглядами и напряженными кивками.
Дальше - хуже. Язвы удачливые писатели говорят, что критик - это неудачливый писатель. И, боюсь, они не совсем не правы. Любой (ну, почти любой) критик в глубине души мечтает написать Нечто. Поскольку вроде бы почти точно знает как это делается. И в загашнике у него наверняка лежит пара-тройка эссе, несколько рассказов и как минимум один роман. И вот обзаводясь связями и репутацией он идет это Нечто пристраивать. Я иду.
И это Нечто выходит - в конце концов, поскольку издатели и редакторы начинают узнавать тебя в лицо и многие даже и по имени. И это нечто выходит, И у тебя, так или иначе становятся связаны руки. Ты пишешь, что роман такого-то дерьмо, на что такой-то резонно возражает - на себя, мол, посмотри. И смотришь... Не в том дело, что роман такого-то действительно дерьмо. Получается, что, раз ты сам не нетленку сваял, то ты все-таки не знаешь как это делается. Так чего ж лезешь со своей критикой?
Ситуация становится почти безвыходной. Конечно, есть один почти невероятный выход - самому написать хорошо. Так хорошо, чтобы злопыхатели ни слова не могли тебе возразить. Знаешь - как, так и пишешь. Но так бывает, мягко говоря, редко. Потому что написать так хорошо, чтобы все заткнулись (особенно те, кого ты уже успел обидеть) практически невозможно.
Идеальный критик - тот, кто не пишет в тех жанрах, с которыми он работает. Идеальный критик - тот, кто не общается с литературной средой и из своего прекрасного далека по-прежнему видит не лица за текстами, но сами тексты. Идеальный критик - тот, кто не боится обидеть. В общем, идеальный критик -это Роман Арбитман, который сидит в Саратове.
Господи, за что ж его многие так не любят..."
На этом заканчивается второе послание извне... Короче, отстрелялись мы по российской фантастике, да и хватит про это странное явление. Надолго закроем сию тему. Поговорим о прочем майнстриме и его внутренних позывах.
Некоторое время назад мое внимание привлек успех очередного нового русского писателя с маразматическим именем Борис Акунин. Это псевдоним некоего, весьма известного в определенных кругах, даже философа, Григория Чхартишвили, но речь сейчас не о нем. Мы с Питером Брайлем долго издевались над псевдонимом "Борис Акунин", придумывая писателей вроде Константина Ропоткина, Леонида Енина, Терентия Роцкого и т.п. Действительно, так можно целую литературу наплодить.
Но дело в не в этом. А вот в чем: Акунин в России популярен. Его повесть "Левиафан" на наших глазах расходится со свистом, как горячие бублики. Девочки из инофирм считают его величайшим писателем современности, выше которого разве что Пелевин (но ведь "Пелевин - это величайший философ современности", как сказал в интервью "ЛГ" какой-то школьник; так что тут конкуренции нет). Эраст Фандорин, русский дипломат с ярко выраженными признаками латентного гомосексуализма, стал любимым героем читающих масс.
Это явление следует проанализировать, подумал я - и прочитал "Левиафана".
Повесть меня сильно разочаровала и даже повергла в унылые размышления. Ну что тут может поразить? Сюжет, можно сказать, тупенький, все просчитывается буквально на тридцатой странице. Этакая упрощенная Агата Кристи для бедняков. Действие вялое, персонажи какие-то схематические. Весь сыр-бор разгорелся на дешевой "конспирологической" основе. Имеется там у Акунина еще и жалкий эстетский выпендреж в виде рассуждений японского самурая, написанных перпендикулярно остальному тексту.
Ну и что здесь такого гениального?
Я долго думал, что же так привлекает публику в этом всем, и до меня неожиданно дошло. Братцы! Это ОНО! ОНО! Акунин говорит читателю столько комплиментов, сколько не говорил, пожалуй, ни один писатель во всей русской литературе. Дело в том, что антураж, выписанный автором, настолько узнаваем для типичного представителя "постсоветского среднего класса", что сии творения просто обречены на первые места. Все, что Акунин преподносит в виде "образов жизни высшей аристократии и элиты" - просто талантливые зарисовки с натуры мелкобуржуазной российской жизни 90-х гг. уже прошлого, двадцатого века. Все эти "континентальные завтраки", "номера для особо важных персон" и прочее такое фе-фе заставляет читателя чувствовать себя участником событий - и еще интеллектуалом (еще бы, читать косые дневники японского самурая! Этакий суррогат Кобо Абэ...). Но, главное - участником. Естественно, не в образе какого-нибудь там бомжа, петуха, пролетарского агитатора, грязного советского клоуна и т.п., а во вполне приемлемой роли аристократа и интеллектуала, помощника и советчика утонченного дипломата Фандорина.
Иными словами, успех Акунина кроется в одном хорошо известном приеме: читателю преподносится некая иерархическая сетка отношений между людьми, с помощью которой можно воспринимать мир. Такое новое восприятие и ценит читатель, особенно же ему приятно, что автор намекает - ты стоишь почти что на вершинах иерархии (в свое время на эксплуатации этой нехитрой идеи сделал литературную карьеру Максим Горький; он, правда, писал все больше про босяков и про интеллигентов). Новые концепции реальности сейчас пользуются хорошим спросом. Еще бы - после стольких-то лет торжества перестроечного "критического реализма", с его проектами досконального описания выгребных ям и канализационных отверстий, с его грязными постельными сценами, детальными анализами спермы и фекалий и прочая, прочая.... Да тут последний навозный жук возжелает комплиментов! Так что это - явно хороший знак.
Говоря в стиле товарища Сталина: как называется литература, которая льстит читателю и предлагает ему почувствовать себя участником некоей большой, можно сказать, метафизической игры, которая интереснее повседневной жизни? Такая литература, товарищи, называется протофашистской. Почему так популярен Акунин? Успехом своим Акунин именно тому и обязан, что он одним из первых помог нашему "обществу" почувствовать себя в иных условиях и увидеть "другую жизнь". Значит, наше "общество" находится на пути к своеобразному "фашизму".
Именно этими же качествами, кстати, объясняется столь долгий успех "Мастера и Маргариты" Булгакова. Ведь, строго говоря, книга эта совершенно не дотягивает даже до "худших образцов русской классики" (а ля какой-нибудь Мельников-Печерский) и представляет собой нервный, рыхлый, сырой, ноздреватый, с тяжко вымученным сюжетом вяло-гностико-еретический текст, за который надо ставить кучу двоек по разным номинациям. Но вот что подкупает там читателя: мысль о том, что великая "метафизическая игра" идет постоянно, и он, читатель, сам при желании может стать ее участником. За эту идею дикому человеку южных степей Михал Афанасьичу прощают все и числят его в "классиках".
Иными словами, Булгаков - своего рода "фашист", то есть ярко выраженный антилиберал. Он отвергает витальную одномерность, попперовские сцепления атомов, и хочет увидеть за маской реальности какие-то великие силы, их борьбу. Мы можем, в развитие этой мысли, сказать, что "теория заговоров" - это своего рода дебилизированный и до крайности упрощенный фашистский стиль, когда за великие действующие силы истории выдаются какие-то дурацкие "жидомасоны". Марксисты же вообще отказываются от личностного начала в историческом процессе, сваливая все на "производительные силы" и "производственные отношения". Все это вещи, от которых надо уходить. Такие типы сопротивления либеральному гниению - просто разновидность вялотекущей шизофрении.
Сакральная фантастика, которую культивирует группа "Бастион", представляет собой еще один качественный шаг вперед по направлению к реализации своеобразного "фашистского проекта" для России. В том смысле, что жизни необходимо вернуть метафизическое измерение. И чем быстрее, тем лучше.
Жизненный процесс должен преодолеть свой линейный характер. Линейность и последовательность видимого бытия суть временные явления, проявления его деградации. Линейность - свойство, которое будет преодолено, об этом свидетельствует хотя бы появление гипертекстов, подавляющих линейные процессы, взрывающих их изнутри. Мы вступаем в эпоху "больших нарраций", а это налагает на нас особую ответственность.
Необходимо подняться над линейностью, одномерностью, и увидеть некий более важный, более существенный жизненный пейзаж. Нужно понимать жизнь не как бессмысленный процесс труда, переваривания пищи и производства кала, а как призвание в более великом всемирном спектакле, вероятно, чисто ритуальном. Вот суть нашего "фашистского проекта". Весь его "фашизм" заключается в отрицании значительной части либеральных ценностей.
Кстати говоря, термин "фашистский" в 90-е гг. в постсоветском культурном языке означал всего-навсего "не либеральный в его комсомольско-медиакратическом варианте".
Вообще, мы должны отказаться от исторически дискредитированного термина "фашизм", вылившегося в разные там кретинские политические проекты, и употреблять термин "консервативный авангард".
Что такое стиль консервативного авангарда? Это совмещение в жизни нескольких внутритекстуальных существований и, желательно, написание собственного текста с собственным сюжетом с последующим его встраиванием в великие тексты бытия. Представитель консервативного авангарда нигде и никогда не покидает избранных текстуальных границ, находясь сразу в нескольких сюжетных произведениях и легко перемещаясь между ними. Это его жизнь. Это нормальная жизнь, в отличие от одномерного существования "либеральных индивидов", занятых добыванием средств и перевариванием пищи.
Я думаю, что именно за таким стилем - будущее. Сошлюсь на великолепное исследование психиатра В.П.Самохвалова "Психический мир будущего" (Симферополь, 1998), который элементарно доказывает, что в будущем "многоличностность станет нормой". Не расщепление личности, не шизофрения и не раздвоение сознания, а вполне здоровое существование во многих и многообразных ипостасях (см. также на эту тему отличное эссе Юдика Шермана "Чаадаев как Штирлиц"; именно поэтому всегда будет так привлекательна фигура разведчика-шпиона) . И чем их, этих ипостасей, будет больше, тем богаче станет человеческая жизнь.
А примеры сложного ролевого поведения в последние сто лет были самые разные. В том числе печальные донельзя....
К примеру, в "Экслибрисе НГ" в феврале опубликована статья некоего доктора-толкиниста Григория Бондаренко про этот самый его любимый толкинизм, где он пишет:
"Мне интереснее другое: почему уже после первых ХИ (хоббитских игрищ - В.Н.) я почувствовал, что движение ничего не изменит? Почему собравшиеся люди, равно как вообще ролевики 90-х годов оказались буксующим пустым движением - хотя бы по сравнению с более ранними хипповыми системами в России? ... стало ясно, что мечты о новом эльфийском народе (!! - В.Н.) рассыпаются в прах. Гордое искушение - стать эльфом - осталось невыполнимым..."
Вся статья наполнена охами и вздохами насчет провала толкинистского проекта. Но что такое толкинизм, как не упрощенный фашистский стиль? Как я уже сказал, жизнь внутри текста, примеряние на себя различных ролевых костюмов, собственно, и есть "фашизм". Или, опять же, то, что мы теперь называем консервативным авангардом. То есть мы ("фашисты") предлагаем вам сетку взаимоотношений, структуру, правила игры, а вы ("угнетенное фашистской диктатурой население") свободно ее используете. Вы сами и будете этой диктатурой! Тоталитаризм, тотальность, текстуальное существование, захваченность не просто идеей, а всей полнотой нового жизненного стиля во всех его проявлениях! Тоталитаризм не как сужение сознания под одну идею, а как полный охват этим сознанием всего бытия! Вот что такое наш культурный проект...
Толкинизм и на Западе, и у нас был просто абортированным фашистским движением молодежи, которое естественным образом превратилось в обыкновенный, дешевый-дешевый, жалкий-жалкий стеб. Хотя все элементы национального гражданского движения у него были: священный текст, дуалистическая философия, роли, иерархии... Перед нашими глазами прошло нечто потенциально величественное, но превращенное в клоунаду. Не исключено, что сделано это было с помощью так называемых спецслужб, которые ныне накопили опыт противодействия подобным явлениям.
Вся беда толкинизма произошла от того, что люди, пришедшие туда, не смогли совмещать два текста - линейный и метафизический. У них то одно, то другое превалировало и выражало через себя все остальное. Получались либо погруженная в свое внутреннее "я" шизофрения, либо бесконечное стебалово. По всей видимости, дело в самом тексте Толкина, который не рассчитан на такой "как бы" сомнительный успех. Его автор был настолько недалек и дик, что даже всерьез считал себя христианином (!), будучи потенциальным топливом для большого костра.
И вот что мне интересно: выльется ли наш местный вариант толкинизма, - я имею в виду дугинское "евразийство" - в нечто серьезное или из этого тоже выйдет сплошной стеб? Пока что все идет к тому, что получается второй вариант. Сколько за эти годы у нас развелось "евразийствующих" философов (очень часто с азиатскими фамилиями, то есть совсем недавно сползших с саксаула), которые самого Дугина в своих книгах даже не упоминают и питаются какими-то погадками с далеких эпигонских птичьих базаров. "Дугинизм" непреодолимо превращается в "толкинизм"... И это обидно. Ибо за последние 10 лет ничего более цельного на нашем пространстве не возникало. Плохо? "Пьяные советские самоделкины", как сказал когда-то Галковский? Да. Но таковы факты. Ничего другого у нас не было. Нужно было использовать то, что есть. А у нас опять получаются какие-то хоббитские игрища молодых образованных туркменов и чучмеков... Или такова судьба всех антилиберальных проектов?
Недавно, на фоне всех этих "конвентов", внутренний круг "РУ" задался вопросом, почему в нашей стране все еще читают книги. Хотя всем давно ясно, что занятие сие - не для нормальных людей. Человеку нужна образность, нужно важнейшее из искусств - кино. Мы понимаем так, что из-за полного распада российского кинематографа великая славяно-тюрко-финская смесь, населяющая Россию, решила включить свое богатейшее воображение. Она читает недопеченные сценарии "фонтастов" и прокручивает их в своих мозгах. И важнейшее для нас сейчас - не "Эрика" с четырьмя копиями, а внутренний кинопроектор, существующий в сознании каждого человека. То есть внутреннее кино. Но именно кино. Образность - это главное. Ибо наш культурный язык, язык букв и слов, пока еще не достиг нужной степени чистоты.
Вс это уже само по себе хоронит бездарные филологические изыскания дегенеративной литературократии...
Тем временем в "Литературке" за 7 марта появилась большая статья Льва Пирогова, как всегда, перенасыщенная всякими больно умными словами, без которых можно было бы прекрасно обойтись. Подумаешь часом, что Лева в Тарту учился, у Лотмана какого... Впрочем, гонорары всегда платят за объем, поэтому "красивый швед с бицепсами" вынужден гнать туфту, чтобы семейство кормить (или, может, ему на ночные клубы не хватает). Это-то все мы можем понять и простить, это нормально, мы и сами-с грешим-с иногда-с... Но... На сей раз статья написана в паническом тоне - мол, никто не понял его излияний на тему интернет-варварства, все разозлились, и теперь могут, не разобравшись, вычистить из рядов постсоветской литературократии, как вычищают двухнедельный зародыш известно откуда. Действительно, дураки-литературократы наехали на нашего Леву целой толпой, а какой-то идиот, кажись, по фамилии Шилов, как принято среди этих уродов, обозвал Пирогова фашистом. За это мы едва не сняли с критика подгорелых пирогов нашу гностическую анафему и даже чуть не объявили его святым мучеником. Но тут он сам проявил себя совершеннейшим трусом - начал каяться, извиняться, ныть, и навалял в "ЛГ" цельную покаянную телегу на тему "как прекрасна наша постсоветская литература, хотя и про интернет-авторов забывать нельзя". За многословными строками Пирогова прочитываются неискренние молитвы и камлания перед нетленными образами Сорокина, Пелевина, Липскерова и прочего либерал-фекального отстоя времен торжества критического реализма. Но, как говорил один московский юродивый - грех молиться за царя Ирода, богородица не велит...
И мы за королей фекальной династии молиться не будем. А просто еще раз положим на точильный камень давно заначенный топор и посмотрим на замок, где перемещаются бледные тени будущих жертв наших прекрасных аутодафе.
Новые Львы Толстые нам не нужны! Геть отседова!
Кстати, о Толстых. Появился в феврале очередной стихотворный сборник Юды Юдовича Шермана "Воздух Воздух", в котором содержится великолепное стихотворение "Ночь категорий", посвященное этому самому гаду Льву Толстому (!). И правильно, так его, козла бородатого, поганого еретика:
Таракан! беременнные глазки!
Ты куды ползешь по нашей сказке?
Ты один живешь на белом свете!
Ты один, родной, за всех в ответе!
Таракан же сухо замечает:
- Я ползу к Жыду на чашку чая,
Чтоб чаи гонять и веселиться,
И жыдать, чтоб миру провалиться!
Повалиться б миру, повалиться,
Повалитесь, Парень и Девица,
Повалитесь, Кофе да Какава,
Стыд и Срам, Ильич и Окуджава,
.....
Развалиться б миру, развалиться:
Чтобы нам тотчас возвеселиться,
Чтобы нам пiдчас определиться,
И в ебучий рай переселиться.
А в раю паскудничать не тяжко:
Там под каждым пальчиком - говняшка,
И окрест являются иные
Махоньки-гамахоньки гавнЫе!
Правда, в данном случае паскудника Толстого почему-то побивают аллюзиями на "Записки из подполья" и "Бесов" аж самого Фомы Достоевского, но тон выбран правильный. Именно так и выглядела "великая русская литература", именно к этому она и призывала, в массе своей. Вместо описания земных "идеалов" и развлечения достопочтенной публики - призывы вляпаться в дерьмо по самые уши. Критический реализм!
Так уж мы устроены были когда-то... Правда, теперь эта (толстовская) парадигма в нашей культуре господствует, и нам, к счастью, приходится быть к ней в оппозиции. Ура!
В России все и всегда происходит непонятно... Странные запахи и флюиды, исходящие из русской земли (которые напоминают мне об известной статье К.Крылова про Всенародный Культ П...ца), часто играют с людьми злую шутку. Вот, к примеру, наш великий депутат-хроникер Александр Глебыч Невзоров, похоже, нанюхался дыма от отеческих гробов, в результате чего в глазах у него помутилось. И в "МК" от 1 марта этот герой по части нарушения беспорядков в 1991-93 гг. вдруг бесцеременно бухнул:
"Я уверен - в России, кроме пейзажа, любить нечего...."
А вот я-то как раз и не особенно люблю наши среднерусские пейзажи. Север и юг России мне нравятся намного больше, чем стертый пикниковый постмодернизм Подмосковья и Поволжья, который вызывает лишь "метафизическую гру-у-усть", а еще острое желание надраться в пень с помощью любимого напитка английских кухарок. Отовсюду торчат какие-то ржавые железные торчки, как в фильме того же Глебыча "Чистилище", да молодежь с подбитыми глазами и дрынами наперевес бесцельно перемещается между блестящими имперскими деревнями. Скука, непреодолимая скука, край непуганых идиотов... И, главное, абсолютная непознаваемость пространства. Пелена. Мгла. Непроницаемый занавес... Ничего не понять и ни к чему не прибиться. Но все только и ждет, чтоб его сдвинули с места. Путешествуя по центральной части Руси, как и по современной русской литературе, иногда чувствуешь себя тем самым эфемерным абрамтерцевским персонажем, о коем сказано:
"... Шлепанье его широких подошв было столь достоверным, размашистым и полновесным, что жена в байдарке очнулась от сна и с удивлением спросила - что все это значит? откуда шум? ... Я подавленно молчал. Перед нами, в молочной воде, восходило парное солнце. Позади, вверх по реке, удалялась, раскатываясь по берегам, точно дурной хохот, ликующая, молодецкая поступь Водяного..."
Конец второго выпуска
(c) Вадим Нифонтов (бывший Элиезер Дацевич)