ЛИТЕРАТУРНЫЙ РАСПАД

Хроника бронзового века русской литературы

Выпуск девятый

ДЕРЕВЕНСКОЕ ЧТИВО

Литература как наше всё: "новая волна" – Дискуссия о Репе и Космосе – Газета "Консерватор": демократия не прошла – Важнейшее искусство – Устаканивается.

2003-й год оказался, не побоимся этого сказать, началом нового этапа русской литературы. Идиотский идеологический снобизм 90-х кончился. Кончился век постсоветского балагана, в котором выступали многоумные обитатели грязных московских кухонь, которые "соединяли в своём творчестве художественные достижения Кафки и Тарковского" (был и такой автор у нас), эти адепты псевдоинтеллектуальной зауми, безумные экстремалы с тараканьих бегов… Выросло новое поколение, которое захотело читать. Причём читать литературу о себе, о своём времени, а если и не о своём – то близкую к классическим образцам, с человеческим сюжетом и естественными метафорами.

Это интересное для нашей демократической деревни явление заметили многие, в том числе так называемые литературные критики. Вот, к примеру, в одном из мартовских номеров "Эксперта" Юлия Вишневецкая писала следующее:

"В отечественную литературу пришло новое поколение. Двадцатилетние писатели сбрасывают с парохода современности недавних кумиров - Пелевина и Сорокина. Объявив своим главным врагом постмодернизм, они рядятся в красноармейскую шинель и декларируют возвращение к реализму"

Наш журнал писал о ниспровержении постмодернизма ещё два года назад, в номере о "метапостмодернизме". Приятно убедиться, что мы обгоняем быстрых разумом "горячих русских парней" как минимум на два года. Но на самом деле ситуация ещё смешнее.

Все 90-е гг. у нас был один классик, Пелевин, который, как мне кажется, закончил свою писательскую карьеру ещё "Принцем Госплана" и рассказами вроде "Хрустального мира". Всё остальное – разное там "Поколение П" и нынешняя книга с неудобоваримым названием, которое не откладывается в памяти – это просто эксплуатация старого, наработанного ещё при Советах, капитала. В процессе пелевинизации (и даже, в некотором смысле, пингвинизации) русской литературы к числу классиков 90-х гг. примазался Сорокин, секрет успеха которого (помимо хорошей раскрутки) мне вообще непонятен. Ну, видимо, в обществе есть спрос и на такое вот г…. Но потом оказалось, что литературные недра этим и исчерпываются – если, конечно, считать литературой только то, что производится на потребу верхушке среднего класса, которая сама по себе очень незначительна в России. Издатели посмотрели за горизонт и расширили зону добывания словесной руды. Тут-то на нас и обрушился "Господин Гексоген", и ещё масса подобного. Но только и "оно" не выражало всего спектра массовых настроений. В результате произошёл прорыв. Вот что пишет та же Юлия Вишневецкая:

"Теперь уже можно говорить о приходе в литературу нового поколения писателей, детство которых пришлось на перестройку, а юность - на послекризисное время. На смену интеллектуальным играм 90-х приходит литература, пропагандирующая "новый реализм". Поколение 90-х пресытилось бесконечными языковыми экспериментами и попытками разыскать в повседневности потаенный мифологический подтекст. Уходить от реальности уже неинтересно: интеллектуальным десертам Пелевина, Сорокина и Татьяны Толстой новомодная литература предпочитает черный хлеб натурализма. Поколение 90-х пришло в литературу с целью утвердить "новую искренность", ставшую чуть ли не основным художественным критерием: не столь важно уметь писать, главное - устранить эстетический барьер между литературой и действительностью, общаться с миром напрямую, без посредников в виде разнообразных культурных накоплений".

Вот так. У нас случился самый настоящий неореализм, со всеми его милыми прелестями и таким же милым импрессионистским идиотизмом. Сексуальные сценки в стиле парижского мещанства 60-х гг., описываемые Ириной Денежкиной. Бесконечные рекурсивные периоды из книг Ксении Букши (хе-хе, а вот попробуйте-ка растянуть сказку "Колобок" на 250 страниц! Слабо? а у Букши нечто подобное получается, и успешно). Вишневская констатирует: "Читать такие книжки просто, как играть в Quake. Правда, и ощущение после этого остается похожее: легкое чувство усталости, опустошенности и потраченного времени".

Ну так что ж в этом плохого? Можно подумать, такого ощущения не остается после Льва Толстого или, упаси Боже, пастернаковского "Доктора Живаго"?

Или вот, к примеру (цитирую автора повести (?) "Год обмана" Андрея Геласимова):

"Спать пришлось ложиться на голодный желудок. Поэтому, наверное, приснилась всякая дрянь. Сначала какой-то пароход на коньках, потом дикие лошади, потом почему-то Пушкин, а после него дуэль и стрельба. Потом я ехал на поезде туда, где родился, но мне было страшно оттого, что я не знал, на какой станции надо сходить. В итоге вокруг оказалось море высокой травы, из-за которой ни черта не было видно, и я бежал, задыхаясь по узкой тропинке, а длинные стебли хлестали меня по лицу. Вдруг из этой зеленой чащи высунулась чья-то рука и схватила меня за горло. Я хотел закричать, но даже просто вздохнуть, и то было невозможно. Из травы показалось темное лицо. "Собирайся, - сказало оно. - Мы пришли за тобой". "Я не хочу!" - подумал я в ужасе, но лицо встряхнуло меня как тряпку. "Собирайся! Времени нет".

Вообще, с точки зрения повествования это очень и очень неплохо. Другое дело, что "Год обмана" – это сплошные диалоги и беседы, и он, видимо, специально писался под киношный боевик, в котором герои постоянно несут какую-то несусветную чушь. Но, надо сказать, на общем фоне заумного словесного поноса 90-х гг. и это выглядит прямо-таки золотыми страницами русской классики нового века.

Но Геласимов – далеко не единственный пример "нормального молодого писателя". Сегодня их уже десятка два. Так что, похоже, мир, где литература блуждала в гнилом треугольнике Пелевин-Сорокин-Проханов-Толстая, рушится. И нам стоит помочь ему улететь в тартарары.

С другой стороны, новая литература идёт на штурм постмодернистских крепостей зачастую под старыми, затасканными лозунгами вроде "коммунизма", но это, пожалуй, в некоторой степени зависит от комиссарско-арбатской национальной идентификации некоторых отцов "нового потока" (вроде Дмитрия Быкова, к примеру – хотя его "Орфография" вполне, вполне вписывается в понятие "нормальная литература").

Г-жа Вишневецкая этот момент тоже не обошла:

"Нынешним молодым писателям в мечтах …. является некий абстрактный пролетарий, который избавит их от постылого постмодернистского быта папеньки с маменькой, то бишь Сорокина с Татьяной Толстой, и отведет к сверкающим высотам новой, искренней и чистой прозы. Туда, где живут сексуально озабоченные пэтэушницы, магазинные воришки и бросившие курить национал-большевики".

Я так много цитирую эту даму из "Эксперта" именно из-за присущей мне лени. Собственно, я сам собирался написать нечто подобное. Но это сделали за меня – так почему бы не воспользоваться продуктами чужого плодотворного труда?

Итак, "новое поколение" тошнит от постмодернизма, корёжит от Дерриды (о котором они, думаю, и не знают ничего, так что им ещё, как говорил лягушонок из мультфильма "Дюймовочка", всё это "заранее надоело"), и не тянет их в очередной раз прослыть "русским Кафкой", или, прости Господи, "русским Фолкнером". Люди пишут приличное "чтиво", чтобы получить деньги. Писать ради этого приходится не об утончённых страданиях левой ноги московского филолога, а о жизни как таковой. Такое вот хреновое лето, в смысле, жизнь такая: пэтэушницы озабоченные, воришки, нацболы с дежурными яйцами наизготовку… Но это, по крайней мере, хреновая жизнь, а не бесконечная мёртвая смерть 90-х…

Реализовался старый, хорошо известный ленинский лозунг: писатель пописывает, читатель почитывает. И с партийностью тоже всё в порядке: нам преподносится самый что ни на есть реализм.

Со временем наши передовые литературные критики стали понимать, что пора делать соответствующие выводы. В позапрошлом "Распаде" я писал о рождении постинтеллектуализма, который, по сути, и стал максимальным выражением идей "новой волны". Идея постинтеллектуализма принадлежит Льву Пирогову, который смог перерасти жалкие литературные планки 90-х (на которые поначалу молился) и встать на другую ступень. Правда, в последнее время идеология постинтеллектуализма как-то подзатухла, но зато в начале 2003 г. Лев Пирогов навязал части литературной богемы замечательную дискуссию о Репе и Космосе.

Оно, конечно, дело нехитрое – спорить об отвлечённых предметах, особенно в России, где вообще все предметы в какой-то степени отвлечённые. Однако на общем фоне вяло просыпающейся русской мысли даже это стало событием с большой буквы. Следы дискуссии можно обнаружить в ЖЖ-дневниках Льва Пирогова (http://www.livejournal.com/users/levpir) и Михаила Вербицкого (http://www.livejournal.com/users/tiphareth) примерно в январе-марте с.г. В общем же, без длинных цитат, суть спора такова. Лев Пирогов, путешествуя по туземным текстам, неожиданно открыл для себя деревенскую литературу, в частности, Шукшина (а это, как мы уже знаем, весьма важный шаг на интеллектуальном пути "Настоящего Русского Фашиста и Квалифицированного Погромщика"; что до меня, так я его проделал лет эдак в 15). Шукшин и прочее в том же духе ему понравилось. Более того, будучи прообразом этакого русского Маринетти (о чём мы уже писали), Пирогов немедленно сформулировал мифический образ Репы, которая и определяет всё кругом, вокруг которой выстраивается человеческая жизнь. То есть, условно говоря, Репа в дискуссии стала выражением сельскохозяйственных мистерий, годового круга ритуалов, и, в конечном счёте, символом "укоренённости" человека на Земле, символом настоящей, качественной ксенофобии, истинной автаркии и суперконсерватизма (что, конечно, не может не нравиться всему реакционному человечеству). Другой идеолог, Михаил Вербицкий, также известный, как Тифарет, не потерпел столь антилиберального, прямо-таки антинаучного вывода, и обрушился на Пирогова с резкой критикой в своей неповторимой манере. То есть, во-первых, как это обычно делает Тифарет, он схватил сам лозунг и тут же привязал его к своей любимой гомосексуальной тематике (все вещи, которые не нравятся Тифарету, он немедленно объявляет следствием латентного гомосексуализма их приверженцев; приём, почти безотказно действующий на примитивно мыслящих "российских журналистов и публицистов", которые все ужасно боятся прослыть гомиками – видимо, в силу какого-то странного комплекса, хотя, казалось бы, какая самореклама). Кем-то в помощь Тифарету был отыскан фрагмент из каких-то там чуть ли не досократиков, из которого следовало, что "сеять репу" на древнегреческом жаргоне означало "заниматься гомосексуализмом", и тут-то товарищ Вербицкий разошёлся вовсю. Публика (в том числе и я) с большим удовольствием следили за спором двух корифеев, который, в общем, сводился к двум фразам:

- Ешь Репу!

- Нет! Не буду! Собака репу не ест!

Собака, как известно, была идеалом киников в Древней Греции (которые киники, как по странному заблуждению считает Тифарет, гомосексуализмом не страдали).

Во-вторых, Тифарет сформулировал свою альтернативу Всепоглощающей Репе – Космос. То есть наука и прогресс должны привести к тому, чтобы человечество полностью отказалось от "проклятой материи" (в данном случае выраженной символом Репы), совершило массу технических революций и с грешной, грязной, загаженной проклятыми, гомосексуально настроенными овцами Земли улетело бы в космос на прекрасных сверкающих космолётах. Что оно, человечество, будет там делать и зачем ему это нужно, Тифарет скромно умалчивает, но, видимо, припоминая прежние высказывания того же автора, оно там будет заниматься сатанизмом, то есть, в его понимании, усиленно спариваться и размножаться, а также выращивать Космическую Траву. Какова конечная цель этих занятий, тоже неясно… Но богема есть богема, ей так положено.

Поскольку перспектива Репы мне, тупому и дикому удоду, кажется более понятной, я в душе её поддержал. Но я оказался не одинок в понимании основ спора. На эту часть "литературного процесса" обратил внимание Денис Яцутко ("НГ-Экслибрис", 13 марта 2002 г.), который сказал просто и грубо, по-рабоче-крестьянски:

"Собственно, образ битвы Репы и Космоса, так зацепивший в последние дни русскоязычную интернет-общественность своей иконической новизной, - это только новые "мурти" старого, как не знаю что, противоречия.

Мара и Будда.

Лукавый и Иисус.

Ленин и дети.

Фишка в том, чтобы не покупаться на туфту и трезво оценивать обстановку".

Тем не менее, он правильно назвал основную причину блужданий нашей творческой интеллигенции в темноте:

"…насильно ознакомить "космонавтов" (а заодно и тех, кто исключительно словесной игры ради успел провозгласить себя "репоедами") с "репой", то есть с реальной действительностью, не представляется возможным…"

Действительно, что может быть дальше от жизни, чем "космос", понимаемый таким образом? Впрочем, сугубое "репоедство" может привести к не менее печальным последствиям. Тем не менее, вопрос поставлен, и на него следует дать ответ. Другое дело, что ответ не дадут. Наша литературная богема существует "сама в себе", её занимают жалкие инсталляции. Вот тот же Пирогов, провозгласив "постинтеллектуализм" (на редкость плодотворная идея, надо сказать), побегал с ней немного, побегал, да и забыл. Наскучила игрушка. Точно так же из косморепной дискуссии не вышло ровным счётом ничего.

Вот так и живём…

Другой "фишкой сезона" стало пресловутое дело газеты "Консерватор". Оно занимало умы нашей продвинутой общественности достаточно долго. Для тех, кто всё это проспал (а проспать было немудрено), напомню общую канву.

В середине 2002 г. на российском газетном рынке появилось новое издание – "Консерватор" (вместо "Общей газеты", влачившей свой жалкий поставгустовский век). Газета большая и толстая, ценой 8 рублей, с черчиллеподобным бульдогом в качестве символа. Пару раз я её купил, но мне она показалась салонно-скучной. В основном, царили в ней рассуждения, как кто пил пиво "Гиннес" и как душа его от этого занятия воспарила над российским хлевом, статьи о "древнем искусстве кадрежа" и всё такое прочее, что пишется, в общем, одной левой ногой при наличии обещанного гонорара.

Издавал газету некто Вячеслав Лейбман. Поначалу, видимо, главной его идеей было – создать еженедельник для "сливок среднего класса"; но поскольку таковых оказалось с карликовый гулькин, так скажем, нос (думаю, в их число входили авторы первого редакционного состава и их немногочисленные друзья, да еще пара-другая сотен уставших от жизни компрадоров), то он решил сменить направление.

Сделаю ремарку. Несмотря на вопли обиженных (да и мои, собственно, тоже!) авторов, не(до)получивших обещанные гонорары, лично я бы поставил Лейбману памятник. Всё-таки с его стороны это был научный подвиг: проверить, как в России пойдёт газета с консервативным "брендом". Первая редакция со всей очевидностью доказала, что никакого такого "консервативного слоя" в нынешнем западном понимании этого слова на русских просторах нет, разве что Иван Д. с Татьяной Т. в охапку (оба авторы "Консерватора-1").

И вот тогда Лейбман (самый настоящий подвижник!) поставил на консерватизм в его традиционном, нормальном понимании. То есть на тот консерватизм, который есть опора на привычные и естественные, в значительной степени, национальные ценности, а также на свободу мнения и свободу личности (в неких установленных данной традицией рамках, естественно).

Вот тут-то и началось самое интересное!

Ибо на роль руководителей нового коллектива он позвал уже известных нам всем Константина Крылова и Дмитрия Ольшанского.

Мало того, что "традиционный консерватизм" немедленно делал газету оппозиционной (так сказать, "газетой духовной оппозиции"), так ещё и личности руководителей для многих, привыкших хрюкать над гарантированной миской чечевичной похлёбки, товарищей из московских СМИ стали настоящей красной тряпкой. Случилось, так сказать, в некотором роде зоологическое чудо – свиньи бросились на красную тряпку!

Сначала Лейбману кто-то очень добрый сообщил, что Крылов с Ольшанским – фашисты, головорезы и готовят переворот. Владелец газеты даже хотел их гнать в шею, но потом, побеседовав, пришёл к выводу, что товарищи, вообще-то, вовсе не экстремисты, а многие мнения Крылова он даже разделяет (! – что ещё более поднимает в моих глазах светлый образ г-на Лейбмана).

И решение было принято.

Что тут началось! Натуральный кошмар!

Прежняя редакция "К" в лице Татьяны Толстой заявила, что теперь это будет жуткий фашистский листок и что его уже закрыли орлы из дружественной ФСБ.

Масса народу в ЖЖ учинила какие-то бессмысленные камлания вокруг своего фаллического идола, против "швали, рвущейся к печатному станку". Отметились тут все патентованные борцы с фашизмом, в обнимку шагали либерал и коммунист… Ну так касса ведь у них одна… Чего тут удивительного?

Тем не менее, еженедельник спокойно выходил в течение почти пяти месяцев и даже постепенно начинал пользоваться спросом. Другое дело, что редакция исповедовала слишком демократические принципы. В "К" печатались все, кто мог сказать что-либо интересное, и газета действительно была интересной (я там тоже печатался, хоть и в специфическом жанре издевательской передовицы; некоторые из них мне даже нравятся самому). Хотя, конечно, ей следовало бы быть не газетой, а толстым еженедельником.

"К" закрыли в конце мая 2003 г. Просто Лейбману надоело подвижничество, вот и всё. Мы, в свою очередь, могли бы сочинить миф о том, как злобные Враги пришли к издателю и попросили прикрыть лавочку, а то… Но мы добрые и делать этого не будем.

Однако история с "К" показала очень многое, очень многое объяснила.

Прежде всего, в современной России невозможна пресса, занимающая нишу между "оголтелыми либералами" и той отмороженной публикой, которая называет себя "патриотами". Это не соответствует задачам построенного балагана.

Невозможна в России и демократическая пресса, представляющая разные взгляды. Газета должна принадлежать компании единомышленников из числа московской "золотой молодёжи", тогда всё будет ОК - папы и мамы завсегда помогут. Либо газета должна быть жёлтой и наглой. А если в одном издании работают, условно говоря, Дмитрий Быков и Константин Крылов, то оно скоро развалится, потому что круглого квадрата не существует.

Так что – либо мафия, либо желтизна.

Ничего другого у нас нет и быть, видимо, не может, а жаль. Такое уж общество.

Надо переквалифицироваться в мастера жёлтой прессы (собственно, Дмитрий Ольшанский в начале "К" и предполагал нечто подобное).

Итак, из всех искусств для нас сейчас важнейшим является репортаж про московских путан. А остальное приложится. Главное нАчать, как говорил товарищ Горбачёв.

То гнусное "поле дискурса", которое оставил после себя издыхающий совок, и которое поддерживается арбатскими либералами и арбатскими же коммунистами - это своего рода прокрустово ложе для мозгов. Пока эти ребята будут "держать масть" - ничего хорошего в России не будет. Их места принадлежат по праву совсем другим людям.

Остается только повторить старый удодский лозунг: удавим последнего либерала кишкой последнего коммуниста.

Можно было бы ещё о многом говорить, ибо литературная жизнь стала более-менее насыщенной. Можно было бы рассказать о "бесстыжем классике Солженицыне", но о нём в этом номере аж два материала. Могли бы поспорить о Пауло Коэльо, но это скушшно. Посему, читатель, живи и радуйся. У нас появилась какая-то литература, и она даже не особо поганая.

Все начинает помаленьку устаканиваться, и это радует.

Как говорил поэт Фома Достоевский: "Ты с приданым, гувернантка - плюй на всё и торжествуй!". И мы тоже восторжествуем.

(конец девятого выпуска)